Тим О`Брайен - На Лесном озере
Хватит, решила она. К чертям.
Все-таки ей трудно было сосредоточиться на лодке. Трудно было собраться, проявить волю. Сверху светило, не грея, большое бледное солнце. Мало-помалу дело шло к сумеркам.
В ее душе – тоже.
– Хармон, Хармон, – сказала она.
Через пять минут в баке кончился бензин. Внезапная тишина застигла ее врасплох. Несмотря на ветер, все вокруг показалось ей пустым и огромным. Она покачивалась ярдах в тридцати от берега очередного заросшего лесом островка.
Несколько минут Кэти просто тихо сидела. Что ей действительно было нужно – это вздремнуть. Свернуться калачиком и поспать под баюкающий плеск волн. Но она встала на колени, открыла красную канистру и аккуратно наполнила бак «эвинруда». Хватило ума по крайней мере топливом запастись. Теперь не тратить бензин попусту! Ровно держать скорость, плыть по прямой от точки к точке. Закрыв глаза, она подняла канистру – сколько там еще? Галлона четыре – то есть вдоволь и больше. Она так и сказала вслух: «Вдоволь и больше», потом наклонилась и дернула шнур стартера. «Эвинруд» слабо взвизгнул и умолк. Дважды еще пыталась – тот же эффект.
Только хорошие мысли, сказала себе Кэти. Хорошим девочкам – хорошие мысли. Ухватилась за шнур обеими руками, уперлась хорошенько и рванула изо всех сил.
В моторе что-то коротко кашлянуло. Старый «эвинруд» зафырчал, пошел.
Кэти прибавила газу. Хорошим девочкам – хорошие мысли. Это была одна из поговорок, которые руководительница ее группы девочек-скаутов вырезала из методистских изданий и в воспитательных целях заставляла девочек заучивать. Старая их миссис Брандт была просто кладезь банальностей. Свое присловье на любой случай: день рождения, менструация, первая любовь.
Беря направление к противоположному берегу, Кэти не могла сдержать улыбки.
Не горюет, не скупит, вот девчонка-следопыт.
Так-то оно так, но все же закрадывалась тревога. Тени быстро удлинялись, и в воздухе появился ломкий металлический привкус зимы. Может, просто изменилась концентрация озона. У миссис Брандт были бы наготове всевозможные практические советы. Если сбилась ты с пути – на деревья погляди. Мох на севере, подруга, ну а ветки гуще с юга.
Чтобы пересечь открытую воду, понадобилось почти двадцать минут. На юг прохода не было. В обе стороны, сколько хватало взгляда, тянулась береговая линия – непрерывная, плавно изгибающаяся дуга, сплошная масса камней и сосен, глухая бесконечная зеленая стена. Кэти сбавила скорость и медленно двинулась вдоль берега, пытаясь выработать план действий. Ничего разумного в голову не приходило. Она вглядывалась то в лесистый берег, то в небо. Положение, в общем, ясное. Она заблудилась в совершенно безлюдных местах. И помощи от материальной Вселенной ждать не приходится. Деревья говорить не умеют. Из-за облаков никто за ней не присматривает. Нет никаких законов природы – только сама природа, больше ничего. Такие вот дела, сказала она себе, и придется из этого исходить.
Она повернула лодку и направила ее вдоль берега, как она считала, примерно на запад, высматривая проход на юг. В начинающихся сумерках все становилось призрачно-серым. Необъятность ошеломляла – так много кругом деревьев, воды, неба, – и она вдруг подумала, что почти вся ее жизнь прошла в закрытых помещениях. Ее воспоминания были сплошь комнатными воспоминаниями, ограниченными потолком и ровными белыми стенами. Сплошная геометрия: прямоугольники пригорода, квадраты города. Родительский дом, общежитие, квартира. Открытое пространство было всего лишь промежуточной средой, местом, где размещались дома.
На какой-то миг, закрыв глаза, Кэти почувствовала, что готова заплакать. В горле встал комок «А ну не дури, – сказала она себе. – Выбраться надо, ясно?» Долго еще она плыла на малой скорости вдоль изгибающегося берега, глядя на солнце, которое опускалось за деревья прямо перед ней. Ветер стал холоднее Она миновала два крохотных островка, отклонилась чуть к северу, чтобы обогнуть каменисто-песчаный мыс, потом двинулась на запад, где открывалось широкое пространство покрытой рябью воды. Прошло больше часа – никаких изменений. Абсолютная глушь, все переплетено со всем прочим. В лучшем случае, поняла она, у нее есть еще полчаса до темноты, двадцать минут, чтобы уж с запасом. Поколебавшись, она повернула налево, к маленькому горбатому островку. Делать нечего, решила она. Ночью поспать сколько удастся. Утром вперед со свежими силами.
В тридцати ярдах от берега она выключила мотор. Темнело очень быстро.
Островок, казалось, плыл перед ней в фиолетовых сумерках; его частично загораживали заросли камыша и тростника. Она отвязала весла, вставила уключины в гнезда и стала выгребать к узкой полоске песка, смутно проглядывавшей сквозь камыш. Это оказалось труднее, чем она думала. Волны все время поворачивали лодку, и после нескольких гребков у нее заныли плечи и спина. Силы были на исходе. Дважды она застревала в камышах, отгребала назад, пыталась зайти под другим углом. На третьей попытке перестала грести, вытащила весла. «Брось, к чертям, это дело, – сказала она себе. – Не ребенок уже».
Она сняла кроссовки и джинсы, перешла на корму и спрыгнула в воду – глубина была по пояс. От холода пошли мурашки. Толкая лодку, она двинулась вброд сквозь камыши и наконец выбралась на песок. Привязала нос лодки к большой березе и легла отдышаться. Приятно было ощутить под собой твердую сушу.
Тьма была почти полная. Около шести, прикинула она.
Несколько минут лежала, вслушиваясь в разные звуки – плеск волн, жужжанье ночных насекомых, – потом встала, сняла трусы, выжала. Нашла в лодке кусок мешковины, вытерлась. Надела джинсы, пригладила волосы, использовала последние минуты сумерек для инвентаризации. Результаты были не ахти. Ни спичек, ни зажигалки. Никакой еды. У нее был спасательный жилет, который она теперь надела для тепла, а еще – бумажник, пачка леденцов «спасательный кружок», коробка с рыболовными снастями, несколько бумажных салфеток, канистра с бензином, два весла и сама лодка. В карманах обнаружила расческу и несколько монет.
Она вытащила лодку повыше на берег, подложила под корму пару камней.
Берега-то, по сути, никакого и не было. Просто песчаная отмель, идущая от главной части острова. Она имела форму наконечника стрелы шириной у основания футов в сорок—пятьдесят. Там, где отмель соединялась с островом, Кэти различала только длинную темную стену густого леса.
Она хлопнула в ладоши: «Раз, два, начали» – и сразу почувствовала себя уверенней. Быстро вошла в лес, наломала охапку сосновых веток, разложила на ровной площадке около лодки – вот и матрас готов. Положила сверху мешковину, села. Не так уж плохо, решила она. И до утра ничего больше сделать нельзя. Вынула «спасательный кружок», прислонилась к лодке и посмотрела на ярко-желтую луну, поднимавшуюся над соснами на севере. Нет, с голоду она не умрет. Озеро полно рыбы. Грибы, ягоды, да мало ли что еще.
Сейчас уже, подумала она, Джон организует поиски. Вертолеты, прожекторы. Целая армия девочек-скаутов рассыплется по кустам.
Все обойдется.
Она же сильная. Хорошее тело, хорошая голова.
Вот, а утром она разберется в снастях и поймает себе на блесну отличный сытный завтрак. Как-нибудь разведет костер. Потом поищет проход на юг. Будет двигаться, пока ее не найдут или пока она сама не упрется в берег Миннесоты.
Просто, подумала она. Проще простого.
Кэти засунула руки под спасательный жилет. Сначала слушала волны и шорох ветвей, потом пришли мысли о Джоне. Кэти вспомнила тот новогодний вечер в колледже, когда они пошли танцевать в «Бутылочное горлышко» на Энпен-авеню. Как он на нее смотрел – никаких тебе фокусов. Просто юный, просто влюбленный. Может, чересчур сентиментальный, но ведь это было в их жизни такое время, когда все тайны мира, казалось, сгущаются во что-то телесное, зримое Вокруг было полно народу звучали гитары и барабаны, но все равно они были одни на свете, защищены неким невидимым колоколом, они и не танцевали даже, просто двигались вместе и улыбались каждый изнутри себя. В какой-то момент он обхватил ладонями ее голову. Положил ей на веки большие пальцы. «Ох и люблю же я тебя», – сказал он, потом сделал легкое движение рукой, чуть повернул кисть, словно что-то отбрасывая, и прошептал: «Девушка моей мечты».
Она так и не узнала, что же он в тот вечер отбросил. Себя, может быть. Или часть себя.
Но это не имело значения. Потому что наутро он опять занял пост у ее общежития, все те же старые игры, и за все последующие годы ничего, по сути, не изменилось. Секреты и соглядатайство так и не прекращались, во всяком случае надолго, и порой у нее возникало непреодолимое желание оторваться от него, исчезнуть.
Что в конце концов и случилось.
То, что было у нее с Хармоном, – это никакая не любовь.
